Лиза Клейпас

Тайны летней ночи

ПРОЛОГ

Лондон, 1841 год

Хотя Аннабел Пейтон всю жизнь предупреждали о том, что брать деньги у незнакомых людей ни в коем случае не следует, однажды она все-таки сделала исключение… и почти сразу же поняла, что всего благоразумнее стоило бы последовать совету матери.

В этот день у ее брата Джереми не было занятий, что случалось крайне редко, и оба, как это было у них заведено, отправились посмотреть новую панораму на Лейстер-сквер. Две недели жесточайшей экономии на хозяйственных расходах — и они смогли накопить достаточно, чтобы заплатить за билеты.

Как единственные оставшиеся в живых отпрыски семьи Пейтон, Аннабел с братом были необычайно близки, даже несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Детские болезни унесли жизни двух малышей, родившихся после Аннабел. Ни один не отпраздновал своего первого дня рождения.

— Аннабел, — спросил Джереми, отойдя от кассы, — у тебя еще остались деньги?

Сестра покачала головой и вопросительно вскинула брови.

— Боюсь, ни пенса. А что?

Джереми с тяжелым вздохом откинул упавшую на лоб прядь волос цвета светлого меда.

— Они удвоили цену, очевидно, панорама обошлась дороже, чем все остальные.

— Но в газете ничего об этом не говорилось, — вознегодовала Аннабел и, понизив голос, добавила: — Ад и проклятие!

После чего принялась рыться в ридикюле в надежде найти завалявшуюся монету.

Двенадцатилетний Джереми бросил мрачный взгляд на гигантскую афишу, висевшую над украшенным колоннами входом театра панорамы:

ПАДЕНИЕ РИМСКОЙ ИМПЕРИИ

МАКСИМАЛЬНАЯ ПРИБЛИЖЕННОСТЬ К РЕАЛЬНОСТИ

ДИОРАМИЧЕСКИЕ ВИДЫ

Целую неделю с самого открытия новой панорамы театр осаждали зрители, которым не терпелось увидеть чудеса Римской империи и ее трагическое падение.

— Все равно что путешествие назад во времени! — восторгались они.

Панорама обычного рода заключалась в простом созерцании холстов, развешанных в круглой комнате и дававших возможность рассмотреть всю историю того или иного события. Иногда, чтобы добавить зрелищу увлекательности, использовались музыка и специальное освещение. Лектор, переходя от одной картины к другой, живописал дальние страны или знаменитые сражения.

Однако, если верить «Таймс», новая постановка была диорамой, а это означало, что холсты сделаны из прозрачного промасленного ситца и в зале установлена специальная подсветка. Триста пятьдесят зрителей стояли в центре на круге, который очень медленно вращали два человека. Причудливая игра света, посеребренное стекло, фильтры и актеры, нанятые на роли осажденных римлян, создавали так называемый эффект присутствия. Судя по тому, что читала Аннабел, последние трагические моменты искусно сымитированного извержения вулкана оказывались настолько реалистичными, что некоторые женщины в публике впадали в истерику или лишались чувств.

Взяв ридикюль у расстроенной сестры, Джереми затянул тесемки и отдал сумочку обратно.

— У нас хватает на один билет, — деловито заметил он, — Иди. Я все равно не слишком-то хотел увидеть эту чушь.

Хорошо понимая, что брат лжет ради нее, Аннабел покачала головой:

— Ни за что. Это ты иди. Я могу увидеть панораму в любой день. А вот ты вечно пропадаешь в школе. А спектакль продолжается всего четверть часа, которые я и проведу в ближайшей лавке.

— Идти за покупками без денег? — скептически усмехнулся Джереми. — Ничего не скажешь, веселая затея.

— Главное — не покупать, а рассматривать, — пояснила Аннабел.

— Именно этими словами бедняки утешают себя, гуляя по Бонд-стрит, — фыркнул Джереми. — Кроме того, я не оставлю тебя одну, иначе все мужчины в округе не дадут тебе покоя. И хорошо, если еще будут только глазеть. Непременно найдется такой, который на тебя набросится.

— Не будь дурачком, — отмахнулась Аннабел.

Брат вдруг расплылся в улыбке. Его взгляд скользнул по тонко очерченному лицу, синим глазам и массе забранных наверх локонов, переливавшихся коричнево-золотым цветом осенней листвы под узкими полями шляпки.

— Передо мной хотя бы не разыгрывай чопорную мисс! Твоя притворная скромность меня не обманет. Ты прекрасно сознаешь силу собственного воздействия на мужчин и, насколько мне известно, не стесняешься ею воспользоваться.

— Ах вот как? — деланно нахмурилась Аннабел. — Насколько тебе известно?! Откуда ты, спрашивается, знаешь о моих отношениях с мужчинами, если целыми днями торчишь в школе?

Джереми, мгновенно став серьезным, выпрямился. — Теперь все переменится. На этот раз я не вернусь в школу. И поверь, смогу куда больше помочь тебе и маме, найдя работу.

Аннабел тихо ахнула:

— Джереми, ты ничего подобного не сделаешь! Это разобьет мамино сердце, и будь папа жив…

— Аннабел, — упрямо перебил он, — у нас нет денег. Мы даже не можем наскрести лишних пяти шиллингов на билет в панораму…

— Хорошую же ты работу себе найдешь, — съязвила Аннабел, — ни образования, ни связей, ни влиятельных знакомых. Если не собираешься убирать улицы или стать рассыльным, лучше оставайся в школе, пока не созреешь для более приличных занятий. А я тем временем найду богатого джентльмена, выйду за него, и все будет хорошо.

— Прекрасного мужа ты найдешь без приданого, ничего не скажешь, — парировал брат.

Они уставились друг на друга, как два упрямых барана, и стояли так, пока не открылись двери. В круглый зал ринулась толпа зрителей. Осторожно обняв Аннабел за плечи, Джереми увел ее, чтобы не попасть в самую давку.

— Забудь про панораму, — резко велел он. — Развлечемся кое-чем иным. И деньги тратить не придется.

— Чем именно?

Оба задумались. И когда стало ясно, что ни у кого нет свежих идей, оба взорвались смехом.

— Мистер Джереми, — раздался низкий голос за спиной мальчика.

Все еще улыбаясь, Джереми обернулся.

— Мистер Хант! — с искренней сердечностью вскричал он, протягивая руку. — Удивительно, что вы меня еще помните.

— Я тоже удивлен вашей памятью. С нашей последней встречи вы стали выше на целую голову!

Мужчина пожал руку Джереми.

— Отпустили с занятий?

— Да, сэр.

Видя смущение Аннабел, Джереми прошептал ей на ухо, пока высокий джентльмен жестом показывал друзьям, чтобы шли в театр без него:

— Мистер Хант — сын мясника. Я раза два встречал его в лавке, когда мама посылала меня за мясом. Будь с ним вежлива: он замечательный парень.

Озадаченная, Аннабел невольно подумала, что для сына мясника Хант на удивление хорошо одет: в дорогой черный сюртук и модные, свободно скроенные брюки, которые, однако, не скрывали очертаний мускулистых ног. Как почти все остальные мужчины, входившие в театр, он уже успел снять шляпу, обнажив темные густые слегка волнистые волосы. Интересный мужчина: высокий, ширококостный, лет тридцати, с резко очерченными чертами лица, длинным носом, широким ртом и глазами такими черными, что зрачок сливался с радужкой. Лицо сильного человека. В глазах светился сардонический юмор, не имевший ничего общего с легкомыслием. Губы слегка кривились в насмешливой улыбке. Даже постороннему наблюдателю было ясно, что этот человек редко сидит сложа руки: и тело, и характер выкованы тяжким трудом и честолюбием.

— Моя сестра, мисс Аннабел Пейтон, — представил Джереми. — А это мистер Саймон Хант.

— Рад знакомству, — пробормотал Хант с поклоном.

И хотя его манеры были безупречно учтивы, глаза блеснули так странно, что у Аннабел екнуло сердце. Сама не зная почему, она крепче прижалась к брату, хотя все-таки догадалась кивнуть.